О чем я в детстве мечтал и что исполнилось
“Хорошо, что детские мечты не сбываются, иначе мне сейчас было бы 35, у меня был бы черный ВАЗ-2109 с тонированными стеклами и я бы продавал на рынке картриджи для Dendy и Sega”.
В этот рассказ я вставил цитаты из небольшой коллекции детских мечт, попавшейся в интернете. Все цитаты — чужие слова и мечты. Вы узнаете их по вертикальной линии слева от текста. Они не обо мне, но помогут показать, какими разными бывают детские грезы и всегда ли хорошо, если они сбываются.
С раннего детства самые разные взрослые, даже незнакомые приставали с важным, как им казалось, вопросом: “Ты кем хочешь стать, когда вырастешь?” Поэтому еще до того, как я начал о чем-то реально мечтать, мне пришлось подобрать себе “мечту для взрослых”, чтобы тупо не зависать с вытаращенными глазами и не мямлить: “Не знаю… Пока не думал…”. Мечту поддельную или, как мы говорим нынче в 21-м веке, “фейковую”.
Судьбе было угодно, чтобы я научился читать рано, еще в садике. Этим я снял с мамы два тяжких груза — (1)находить время, чтобы читать для меня вслух и (2)выбирать подарки. При советской власти одним из насажденных партией стереотипов был “Лучший подарок — это книга”. Одним из полученных мной “лучших подарков” оказался красочный алфавитный список профессий. Не всех, конечно, это был не многотомник, а простая детская книжка в мягкой обложке. По крайней мере, в нем было по одной профессии на каждую букву, на какую вообще есть профессии (например, на “Й” — не было). “Б” — бульдозерист, “С” — строитель и так далее.
Эта книжка сняла проблему поддельной мечты. На букву “А” был “Архитектор”. Описание очень туманное — архитекторы придумывают, какими будут дома и что-то еще такого же типа. Я спросил у мамы и бабушки, что они знают об архитекторах. Единственное, что услышал от мамы нового, было бесполезно — чтобы учиться на архитектора, нужно уметь рисовать. Меня это не испугало — где я, пацан-пятилетка и где “учиться на архитектора”. Пока время учиться подойдет, или падишах умрет, или осел сдохнет… Ну, вы знаете.
“Когда мне было 7 лет, моя подруга Катя сказала, что мечтает вырасти принцессой. А я сказал, что мечтаю стать таким богатым, чтобы покупать себе блок жвачки каждый раз, когда хочется. Катя посмеялась надо мной и сказала, что я дебил и моя мечта никогда не сбудется. Шах и мат, Катя!”
С этого момента всем, кто спрашивал меня: “Кем ты хочешь стать?”, я бойко отвечал: “Архитектором”. И не стеснялся смотреть собеседнику прямо в глаза, изобразив лицом: “Еще вопросы?”. Слово “завис” тогда не знали — до первых знакомств с компьютерами должны были пройти несколько пятилеток. Тогда про такое состояние человека говорили “увял”. Спрашивальщики мгновенно увядали и теряли ко мне интерес. Моя находка работала на 100%. Лет десять я только это всем и отвечал.
Что же с моей реальной мечтой? Знаете, раннее умение читать и увлечение книгами имеет много граней. И одна из них — ты проживаешь много жизней с героями прочитанных книг, его (героя) друзья — твои друзья, его дом, двор и лес — и твои тоже. Может быть, поэтому у меня долго не складывалось в голове никакой устойчивой картины для себя самого. Я не видел себя кем-то одним и тем же ни в близком, ни в далеком будущем. Ведь книжки постоянно читал о разном.
“У мамы моей в детстве был одноклассник. Писали сочинение на тему: “Кем я стану, когда вырасту”. В огромной волне космонавтов и капитанов дальнего плавания учительница особенно выделила и зачитала его сочинение: “Когда я вырасту, я хочу стать дворником. Ведь они по утрам всегда находят кошельки с деньгами, а днем уже свободны и могут их тратить”. К слову, он стал нейрохирургом.”
Пара попыток определить мое будущее извне и определиться с ним самому произошли в школе. К сожалению или счастью, безрезультатно и бесследно.
Первую попытку сделала учительница природоведения классе в пятом. В разговоре с мамой она сказала, что ребенку (мне) пора уже определяться с будущей профессией. Поскольку у ребенка большой лишний вес, профессия не должна требовать много движений и постоянного стояния на ногах. Лучше всего, она считала, подойдет профессия врача. А значит, я должен подналечь на ее предмет, а позже — на биологию и химию.
Я тогда впервые столкнулся с манипулированием. Мне навязывали то, что я не хочу якобы для моего же блага. Или это был первый случай, который запомнился — теперь неважно. Важно то, что врачом становиться мне совсем не хотелось, и я очень надеялся, что и мама пропустит все рекомендации мимо ушей. Хвала небу, так и произошло. Готовить меня в медицину решили не спешить.
Вторая попытка задать себе ориентир произошла у меня гораздо позже на одном из сочинений. Его тема была оригинальной: “Кем я мечтаю быть”. К тому времени (класс седьмой или восьмой) я уже лихо писал сочинения, и в этот раз решил рубануть правду-матку — не скрывать, что же мне действительно нравится и чем я занялся бы с большим удовольствием. Красочно, как мог, описал романтику дальней дороги, ответственность, единение с мощным мотором, красоту природы разных уголков Родины, свою будущую нужность народному хозяйству страны. В общем, я написал, что мечтаю стать водителем-дальнобойщиком.
“В детстве всегда мечтал, чтобы каждый день был фейерверк. Так я и стал сварщиком.”
Сочинение учитель оценила на “отлично” — именно как сочинение. Ошибок не было, тема раскрыта, все в порядке. Но отдавая мне тетрадку, спросила с беспокойством: “Ты и правда так решил?”. Я понял, что свободного полета у этой моей мечты не будет. Как тогда говорили, я “шел на золотую медаль”, шел из выпуска один, и было понятно, что образ школьного медалиста-дальнобойщика в голове ни у одного педагога школы не укладывается.
Свое беспокойство школьный коллектив сумел донести до мамы. Она категорично заявила: “Нравится ездить на машине — купи и езди. Но зачем всю жизнь с этим связывать?” Мой юношеский протест еще какое-то время побродил в моей голове, но я взрослел, кругозор расширялся. Вместе с кругозором крепло убеждение, что мне разные вершины по плечу, и если вершина невысока, то на нее можно попасть не только снизу, но и сверху. Не карабкаться вполноги и подняться, почти не запыхавшись, а покуситься на гораздо более высокую и важную вершину, а если не хватит сил до нее дойти или если сорвусь, упасть на более низкую и просто зацепиться.
“В детстве, когда мы с сестрой простужались, бабушка лечила нас бальзамом Биттнера, наливая нам по колпачку. Сестренка морщилась, а мне нравился его загадочный травянисто-спиртовой вкус. И после очередной порции бальзама я громко заявил, что, когда вырасту, устроюсь на завод по производству лекарств, чтобы беспрепятственно пить бальзам стаканами, всех угощать и никогда не болеть! Мама нахмурилась, бабушка поперхнулась чаем, а дед одобрительно покивал.”
В старших классах надуманные мечты как-то сами отошли на второй план. Окончание школы было не за горами, нужно было определяться с ВУЗом и будущей специальностью. В то время к моему самоопределению подключился отец. Несмотря на официальный развод родителей много лет назад и его другую семью, он был с нами в контакте, многое подсказывал и держал руку на пульсе. В его интересах и возможностях было помочь мне определиться в высшее мореходное училище а после выпуска — обосноваться в родном Литовском морском пароходстве.
Чтобы я познакомился с будущей жизнью поближе, мы побывали на двух судах в нашем торговом порту (есть еще рыбный порт, но отец меня ориентировал на торговый флот). Одно судно было поновее и побольше, другое — постарше и небольшое. И там, и там он оставлял меня с экипажем, с недавними выпускниками, давал возможность общаться, задавать вопросы, послушать байки. Конечно, всех тонкостей моряцкого быта за такие короткие встречи мне ребята не рассказали. Запомнилось, что на более новом и большом судне я был готов остаться сразу. Относительно широкие лестницы и проходы, по большей части отдельные каюты. Многое выглядело побогаче и покомфортнее, чем даже у нас в тогдашней квартире. И ребята не молчали. Загрузили разными историями и об учебе, и о поступлении, и о рейсах. Морально подковали — будь здоров! С этого дня я жил планами поступления в ленинградскую (питерскую) “Макаровку” (Государственный университет морского и речного флота имени адмирала С.О. Макарова).
“Собрались как-то всей семьей: мама, папа, старший брат и я. Вспоминали детство. И тут брат выдает: “Когда мы на 2-м этаже жили, мне лет 6–7 было, у меня было дикое желание прыгнуть со 2-го этажа с зонтиком”. Папа скромно опустил глаза и тихонько так сказал: “Не получилось бы… Зонтик выворачивается…””
Помните, что я выше писал про вершины? В выпускном классе мои учителя по физике и математике помогли понять, что высшая мореходка — тоже не самая большая из возможных высот. Нет, если море манит так, что по ночам выть хочется, то конечно. Но мне выть не хотелось. Мне рассказали о таких московских “эверестах” высшего технического образования, как Бауманское (тогда высшее техническое училище, сейчас технический университет), МИФИ и МФТИ (это аббревиатуры тех лет — погуглите, кому интересно).
Дело в том, что благодаря удачному поступлению в школу в 6 лет и месяцу рождения “ноябрь” я мог поступать дважды, и только если оба раза неудачно, я попадал под армейский призыв. Учителям по физике (спасибо, Владимир Филиппович) и математике (спасибо, Янина Вацловна) легко удалось меня убедить, что замахнуться хотя бы на один из “эверестов” все-таки надо. А уж если в первый год сорвусь, во второй год можно включить “план Б” и выбирать море, ехать в Питер. Простите, Ленинград.
“Я до сих пор не знаю, кем я стал, когда вырос”
Эту цитату я если и могу примерить на себя, то совсем не в смысле “не стал никем особенным”. Нет, мне очень повезло. Я честно, по своему желанию, без протекции и шпаргалок получил два высших образования. Я занимался и занимаюсь очень интересными направлениями. Много раз доучивался, переучивался, получал дополнительное образование, новые навыки. За спиной и в багаже серьезные и интересные технические разработки, аналитика и исследования, научные публикации, профессиональный дизайн и программирование, фотосъемка, литературные и технические переводы с английского, содействие владельцам предприятий в развитии и продвижении различных видов бизнеса. Это только те направления, которые в разные годы пополняли мой счет в банке. Список не закрыт, учеба продолжается. Вот почему на вопрос “Ты кто по жизни?” поневоле приходится уточнять “Ты с какой целью интересуешься?”, чтобы из своего ассортимента “человека-оркестра” показать самый подходящий “инструмент”.
Сбылась ли когда-нибудь хоть одна мальчишеская мечта? Сомневаюсь. Взгляните на Брандера Маттьюза. Он хотел стать ковбоем. И кто он сегодня? Всего лишь университетский профессор. Станет ли он когда-нибудь ковбоем? В высшей степени маловероятно. = Марк Твен
Вернемся к моим вершинам школьных времен.
По счастливому совпадению, сын одной из наших школьных учительниц как раз учился в МИФИ и собирался приехать на каникулы. Мне организовали с ним встречу и, как до того с молодым плавсоставом в порту, мы провели вместе полдня. Он рассказывал о поступлении, учебе, перспективах выпускников. Дал мне массу информации изнутри, из первых рук, морально подготовил и очень заинтересовал. Мне казалось, что это только в мореходке свой мир, а все “сухопутные” ВУЗы одинаковые и скучные. Теперь узнал — нет.
Участвовать в разработках новой техники — это интересно, это затягивает, этим живешь. Кроме того, после института уровня “эвереста” ты можешь попасть на проекты, которые сделают тебе имя в технических кругах и сформируют всю твою жизнь. Ты будешь что-то значить в очень крупном масштабе. Это трудно, но осуществимо. А вот после мореходки, даже если отличишься, твои достижения останутся всего-навсего в стенах пароходства и города твоего проживания. Знасит, стоило пробовать штурм “эвереста”, нужно было готовиться.
В нашем маленьком городке нечего было и думать найти репетитора для подготовки уровня первой пятерки технических ВУЗов страны. Да и проконсультироваться толком было негде. Поэтому были запрошены буклеты из московской тройки “эверестов” (смотри выше), выписан журнал “Квант” (Гугл в помощь) с образцами олимпиадных задач и вступительных заданий повышенной сложности. Из буклетов я узнал, что возможностей пробовать у меня больше, чем казалось. Так, в одно лето я могу пробовать поступать сразу в два “эвереста”. Например, в МИФИ и Бауманское. В Бауманском вступительные были в августе, как во всех ВУЗах, а в МИФИ были экзаменационные потоки и в июне, и в июле. Так я и решил сделать.
В конце 81-го и первой половине 82-го я практически прекратил тренировки в родной для меня школе борьбы, даже художественных книг читал очень мало. Придя с уроков, садился за задачи, разбирал готовые решения, старался решить те, что были даны просто как задания. Уже не помню, был ли у меня хоть какой-то справочник по математике и физике кроме школьных учебников. Тогда в свободной продаже они не лежали. Но долгую постоянную работу по журналу “Квант” помню хорошо.
У меня не было волнений ни по поводу самой поездки в Москву, ни по поводу поселения там. Я знал, что на время вступительных экзаменов иногородние абитуриенты получают место в общежитии. После постоянных спортивных разъездов по стране все бытовые вопросы казались абсолютно незначимыми. Я сосредоточился только на задачах. Очень надеялся, что золотую медаль на выпускном все-таки получу, и хотя готовился сдавать все вступительные, держал в голове, что в идеале в Бауманское медалист может поступить с одним экзаменом, а в МИФИ — с двумя.
Что-то получилось, что-то нет. В МИФИ пробиться не удалось, но план А1 сработал — первое сентября 1982-го, моего школьно-выпускного года, я встречал студентом Бауманского. Гордился ужасно! Был ли счастлив? Думаю, да. Было ли это сбывшейся мечтой? С такой стороны я не смотрел. Я разработал план. Я пахал, чтобы его исполнить. Я сделал много нужных шагов уже по приезду в Москву, некоторые впервые в жизни. И я победил. Если победа — это исполнение мечты, то да, мечта исполнилась. И открыла для меня абсолютно новую жизнь.
Надо мечтать как можно больше, как можно сильнее мечтать, чтобы будущее обратить в настоящее. = Михаил Михайлович Пришвин
